— А ты как думаешь, Зосимыч, это случайное везение, или как раз тот случай, когда находит всё-таки тот, кто старательно и упорно ищет? — гордо поинтересовался я у своего пытливого слушателя.
Ответа не последовало. Подперев рукой голову, крепко уткнув локоть в стол и прислонившись спиной к стене, Зосимыч спал.
28
— Никто не спит, — сообщил Зосимыч, открывая глаза, — задумался просто.
Я поставил чайник на плиту, вечер плавно переливался в тёмную и глухую морозную ночь. Назавтра обещали потепление, но пока столбик термометра спрятался внизу шкалы где-то у отметки минус двадцать и грозился опуститься ещё. Ополоснув заварочный чайничек, я высыпал туда остатки чая из коробки и принялся ждать, когда вода закипит.
— А как у тебя с доказательственной базой дела обстоят? — поинтересовался мой собеседник, слегка нахмурив лоб.
— Старик, так мы же с тобой в одном кабинете сидим! — удивился я. — Уверен был, что ты в курсе всех дел.
— В курсе… как же. Я к тебе тут последние дни даже за сигареткой подходить не рискнул бы. Вон, бегал тут весь как зачумлённый. Глаза красные такие были! Прямо демон уголовного процесса, етима! — Зосимыч, посмеиваясь, дорезал остатки снеди и сформировал их в четыре больших универсальных бутерброда, уложив слоями сыр и колбасу и обильно помазав всё это обнаруженным в холодильнике майонезом.
С доказательственной базой дела, если честно, у нас так себе. Прямо скажем — посредственно дела у нас с доказательственной базой. Правда, Мерецков со товарищами задержан на месте преступления с поличным, и им не отвертеться. Господа Круглый и Архип молчат на допросах, как воды в рот набрали. А вот капитан, теперь уже, очевидно, бывший, Мерецков стал давать показания сразу после задержания и наговорил очень много. То ли надавили на него менты по — своему, то ли нервное это у него, а может совесть пытается облегчить, если она у него, конечно, вообще есть.
Ракшин и Кондурин в несознанку ушли, говорят хором известное всем: «я — не я, и лошадь не моя». Не помогли ни дополнительные допросы, ни очные ставки с Мерецковым. Плёнку с образцами голосов мы направили на экспертизу. Теперь ждём результат — или привлечём к ответственности по полной, или придётся снимать с них все обвинения. Причём Кондурин ожидает своей участи в изоляторе, а Ракшина наш любезный прокурор каким-то образом отпустил под подписку о невыезде, так что не исключен вариант, что при его деньгах и связях, больше мы криминального бизнесмена не увидим никогда. Розыск, конечно, в этом случае объявим, но не факт, что его сумеют задержать. Очень уж хитёр и предусмотрителен этот «специалист по решению деликатных проблем».
— А ты обжалуй решение прокурора в областную! — предложил Зосимыч.
— Не-а, не получится. Я там пытался недавно обжаловать его отказ в санкции на арест Зятченко, и что вышло? Формально прокурор оказался прав: Зятченко — не убийца. Теперь мне туда с жалобами дорога надолго закрыта, — вздохнул я, — можно было, в принципе, доказывая свою правоту, дойти и до Генеральной прокуратуры, но мне совершенно некогда и неохота этим заниматься. Да, собственно, и время всё равно уже упущено. При желании, Ракшин уже сейчас может скрыться в любой момент.
Ещё мы сделали запросы телефонным операторам, чтобы отследить все звонки обвиняемых за последний месяц. Не очень понятно было, правда, как оформлять выуженный из собаки диктофон, в итоге решено было просто составить протокол осмотра. Ситуация, конечно, крайне необычная, но будем надеяться, суд войдет в наше положение.
Короче говоря, по факту похищения малолетнего Пети Зятченко доказательства у нас имеются. Сложнее ситуация обстоит, собственно, с нашим первоначальным расследованием — с делом об убийстве Герасимова.
Проблема в том, что на Мерецкова, как на убийцу, у нас практически ничего нет. Свидетелей не было; снегом замело следы; шнур, которым задушен Герасимов, не найден; отпечатков пальцев на вещах погибшего преступник не оставил. В активе имеются только показания самого Мерецкова.
Никто не знает, каким образом Выхин и Мельников убедили его показания дать, но они подробно запротоколированы, обстоятельства убийства изложены там полностью и исчерпывающе. Однако если у Мерецкова появится грамотный адвокат, то он вполне может убедить обвиняемого отказаться от этих показаний и неизвестно, как к такому повороту дела отнесется суд. К тому же, Уголовно-процессуальный кодекс чётко устанавливает, что обвинение по делу не может строиться лишь на признании вины самим обвиняемым, оно всегда и в обязательном порядке должно быть подкреплено другими доказательствами.
Мы, конечно, изъяли из квартиры Мерецкова тренировочный костюм, откуда им был выдернут шнур, использовавшийся в качестве орудия убийства, и отправили на экспертизу, надеясь получить заключение, что волокна шнуров этого костюма идентичны нитяным волокнам на шее убитого. Ещё в ближайшие дни запланирована проверка показаний на месте, где Мерецков покажет, где и каким образом он совершал убийство, где оставил тело, откуда он подошёл и в каком направлении ушёл с места преступления. Ход этого следственного действия обязательно будет сниматься на видеокамеру. Точное совпадение малейших деталей рассказа обвиняемого с деталями, зафиксированными в протоколе осмотра места происшествия сразу после обнаружения трупа, укажет суду на правдивость признаний обвиняемого. Но это всё в планах, а пока что судебная перспектива обвинения Мерецкова в убийстве Герасимова остаётся весьма туманной. В общем, чем закончится следствие, покажет время.
— Эх, Серёга, ну и историю ты раскрутил! Молодец! — Зосимыч, кажется, остался в целом мною доволен.
— Да уж. Натуральнейший детектив! — согласился я.
— Вот бы кто написать взялся, забавно бы, наверное, было…
— Угу, кстати, детективам сейчас модно давать совершенно дурацкие, но броские названия типа: «Миллион для белочки», или там «Кощей Бессмертный в кожаных штанах», а тут что… Разве что упомянуть собаку Баскервилей, но «Собака Баскервилей из Средневолжска» как-то не звучит.
— Не звучит, да… Хе-хе! А ты знаешь, как называлось село, на месте которого построен Средневолжск? Некоторые дома этого села, говорят, до сих пор стоят в «старом городе», вот так вот!
— Ну и как же называлось это ваше село? — спросил я, вообще-то без особого интереса.
— Ку-ку-е-во! — торжественно по слогам проговорил Зосимыч.
— «Собака Баскервилей из села Кукуево» — вот это уже намного лучше! — от души посмеявшись, признал я.
29
Понедельник резко и бесцеремонно, прямо с головою окунул меня в рабочие будни. Предстояло выяснить судьбу диктофона: где и при каких обстоятельствах погибший Герасимов приобрёл это специализированное устройство. Важно было увязать в материалах дела прочной капроновой нитью доказательств погибшего человека и металлический предмет, извлечённый из желудка собаки. Для этого нужно направить запросы в десяток организаций, дать поручение органам милиции на производство оперативно-розыскных мероприятий, ведь Герасимов вполне мог приобрести диктофон у кого-то с рук. Также необходимо было подробно допросить близких родственников и знакомых, всех, кто знал о покупке новой игрушки, видел её, а лучше, если даже держал в руках. Потом следовало провести опознание диктофона, а для этого, в соответствии с требованиями закона, нужно раздобыть где-то ещё, как минимум, два похожих устройства, из которых свидетель будет выбирать опознаваемую вещь.
Перед обедом явились на допрос перепуганные хозяева квартиры, которую арендовал для своей преступной комбинации Ракшин, и на пороге которой были задержаны с поличным похитители ребёнка. А своей очереди в наш кабинет уже ожидали домработница семьи Зятченко; дежурившие в день похищения ребёнка и в день задержания бандитов консьержи; продавщица соседнего магазина, у которой бандиты покупали молоко, детское питание и подгузники (Ракшин велел подельникам содержать ребёнка в хоть сколько-нибудь нормальном виде до последнего, мало ли как по ситуации могли перемениться планы криминального бизнесмена). А ещё надо было не забыть официально признать супругов Зятченко потерпевшими по делу о похищении ребёнка, о чём вынести соответствующие постановления, которые объявить им под роспись.
